Неужели я такая сексуальная, что жизнь меня так трахает?
Название: Семь
Автор: weightlessness
Пейринг: Местами Доктор/Мастер, Тета/Кощей, но вообще все достаточно дженово.
Рейтинг: R
Жанр:Цикл драбблов, объединенных общей тематикой. Ангст.
Статус: Закончен
Дисклеймер: Мне ничего не нужно.
Предупреждение:Автор является убежденной атеисткой. Религией интересуется чисто в познавательных целях. Если вера для вас много значит - читать не стоит, дабы избежать недоразумений.
От автора: Куча цитат, незавершенных мыслей. Кое-где все-таки проскакивает Доктор.
Вообще-то, я не религиозный человек, но, если ты есть там, наверху, спаси меня, Супермен! (с) Гомер Симпсон
читать дальше I Похоть
У капельки пота, стекающей по спине, есть удивительная способность будоражить сознание. Кощей пыжится, кряхтит, приделывая деталь к корпусу. Тета сидит в прохладе дерева, черкая карандашом на обрывке свитка. Он старательно опустил глаза, нахмурил лоб.
Только не смотреть!
Капля скатилась по ложбинке ниже поясницы, оставив за собой блестящий след.
Да не смотри ты туда, черт возьми!
Тета знает, что с другом что-то не так. Он понимает, что они, возможно, уже и не друзья вовсе. Но вот эта кощеевская холодность, надменность чертовски возбуждает. Тете стыдно от своих мыслей, руки предательски трясутся над свитком.
- Придержи так, - Кощей бросает насмешливый взгляд и убирает прядь волос со лба. Как он это делает! После этого хочется с силой запустить руку ему в волосы и втянуть носом запах.
Вместо этого Тета молча встает и уходит обратно в Цитадель, шлепая босыми ногами по влажной бордовой траве.
И теперь, спустя ни одну сотню лет, Доктору иногда снится тот жаркий галлифрейский полдень. И сладкое чувство похоти ласковым теплом разливается по животу. И вот тогда он по-настоящему ненавидит себя! Он готов день и ночь крутить баранку ТАРДИС, поставить всю Вселенную на дыбы, разыскать Мастера и позволить желанию взять верх.
Но вместо этого он летит на Веринеус проверять легенду о местных плантациях удов.
А похоть может подождать.
II Уныние
Скажи мне, ты помнишь запах травы на медно-красных лугах, таких домашних и теплых? Помнишь, как трепал утренний ветер пряди твоих рыжих волос и ласкал мальчишечьи скулы? Тебе снится, хоть иногда, то старое дерево на вершине холма с гигантской, сияющей кроной? Не забыл еще, о чем мы мечтали, лежа в его тени, наслаждаясь звуками галлифрейского утра или любуясь самым красивым во вселенной закатом? Как бесконечно приятно было сжимать в детской ручонке руку друга? И говорить «я люблю тебя», обняв на прощание, по-детски ласково и очень-очень искренне?
Помнишь тот незабываемый вид, который открывался на долину на рассвете? Как перламутрово-алым светом сияла Цитадель?
Вспоминаешь иногда, как любили мы, улизнув с занятий, бежать наперегонки до ручья, прыгая с разбегу в прохладную серебристую воду?
Сможешь ли ты забыть терпкий вкус вишни на губах, когда мы, набрав ягоды в подол рубашек, уплетали ее, сидя на берегу?
Усмехаешься наверняка, вспоминая, как мы фантазировали, по-мальчишески амбициозно, мечтая стать капитанами непобедимого судна, рассекать галактики, сражаться, геройствовать и вечно-вечно дружить? Помнишь, верили, что во Вселенной есть что-то вечное?
Ты не знаешь, когда все пошло не так? Я тоже.
Признайся, скучаешь по всему этому? Щемит сердце, когда украдкой, в моменты одиночества вспоминаешь дом? Где он сейчас, кстати, помнишь? Помнишь, как испепелил его? Как отправил в тартарары бескрайние красные луга, серебристые леса, сияющую Цитадель и то наше дерево?
Как тут не предаться унынию? Страшный грех, кстати, знаешь? До абсурдного смешно. Как тогда сохранить память, о самом сокровенном, самом дорогом, если не печалиться иногда, вспоминая?
III Гнев
Гнев - всегда страх, а страх - всегда страх потери. (с) Ричард Бах
Галлифрей пылал горячим медным шаром на иссиня-черном космическом полотне. Запечатывалась на сотни нерушимых засовов временная ловушка. Навечно.
Густой слой пепла лежал на волосах, на губах - вкус праха, крови и пота. И какая-то страшная тишина свирепствовала вокруг, била по ушам, грызла под печенкой.
Когда ты сам себе Бог - ты беспомощен, ты нелеп, ты никчемен.
У Богов всегда есть выбор, у лжебогов - его иллюзия.
Вены налились кровью, жилы напряглись, засияли слабым светом. Он умирал здесь, стоя на коленях в пыли, глядя в пылающую пасть вселенского Конца. Смерть нашла его измученного и трясущегося, но целого, без повреждений и ран.
Знаете, последний Повелитель Времени, умирающий от злобы и ненависти к самому себе, - ужасающая картина. Если невольный свидетель заглянул бы к нему в глаза, он бы увидел один лишь гнев и, возможно, предательский огонек страха. Но никого не было рядом.
И даже Смерть стошнило от этого жалкого зрелища, а потом она ушла.
Ему ничего не оставалось. Он не хотел, но пришлось.
Регенерация, на удивление, прошла легко и быстро. Но что родилось тогда, в конце самой страшной битвы, на углях гигантского погребального костра, в грязи, пыли и гневе?
IV Гордыня
Самолюбие проскальзывает даже в сердца, служащие хранилищем самой высокой добродетели. Стендаль
Знаете старую сказку о том, как в одном захолустном городишке вдруг поселился черт? Он прибыл туда, чтоб нагнать страху в сердца его жителей. Но никто его не замечал. Вокруг, в обыденной жизни людей, творилось столько всего страшного, уродливого, омерзительно-гадкого, что банальный черт со своими рогами и шерстью на лице не способен был хотького-то напугать. И черт уехал прочь из этого места, расстроенный и поверженный.
Если ваши сердца черствы как камень, страх в них не поселится. Вы безнадежны.
Хуже– когда думаешь, что имеешь к этому иммунитет, что нет силы, способной сбить тебя с верного пути. Когда не просто проходишь мимо существа с хвостом и копытами, оглушенный окружающими реалиями, а когда видишь его, замечаешь, знаешь, что он наблюдает сейчас за тобой из-за угла, но спокойно уходишь прочь, думая, что ты ему не по зубам. Когда считаешь, что Ад и Рай – это не для тебя, что ты выше всего этого. Когда безоговорочно причисляешь себя к Добру, забывая или не беря в расчет, сколько зла смог сделать за свою бесконечно длинную жизнь. Когда чувство собственной неуязвимости застилает глаза, и ты забываешь, что всё и вся вокруг тебя все-таки смертно. И нажимаешь кнопку, не думая, уверенный в своей правоте и победе. И смотришь, как столб адского пламени вздымается к небу. И убеждаешь себя, что у тебя, черт возьми, не было выбора, что именно тебе почему-то позволено решать, когда нажимать эту чертову кнопку.
А черт, он вот - сидит рядом и курит трубку. Он доволен.
V Ненасытность
— Знаешь, ответ довольно прост. — В сумраке ночи светились лишь два красных глаза.
— Правда? Так объясните, почему Бог допускает Зло?
Теперь даже глаза исчезли, остались лишь фонарь и непроглядная ночь.
— Да потому, что власть развращает, — прозвучал бестелесный голос Вайверна. — А абсолютная власть развращает абсолютно. Джеймс Морроу
Проснулся в поту, сжав длинными крепкими пальцами край матраса. Пятнадцать минут блаженства. Тук-тук-тук-тук… Биение сердец словно рвет на части грудную клетку. Страшно, больно, неправильно. И сладко, Господи, как сладко! Его сны после пробуждения всегда уходили, растворялись, оставляя после себя лишь фон, какие-то образы и яркие переживания. Это как декорации после просмотренного спектакля, когда на сцене уже нет актеров, один взгляд на которые вызывает бурю эмоций.
Страх сковывал, не давал даже поменять скрюченную позу.
Ведь Сама Его Сущность приснилась ему этой ночью. Та ее половина, которую он тщетно прятал, зарывал в закромах совести, от которой пытался всеми способами откреститься.
Но иногда она находила его, и вот тогда действительно становилось страшно.
Как теперь – нашла, схватила за запястье, поманила за собой, такая горячая, жестокая и бесконечно надменная. Уговаривала, лгала, ехидничала.
И он почему-то пошел с ней, умела она убеждать, чертовка.
Это было сравнимо с падением в огромный чан бурлящего кипятка. Ее взгляд обжигал злобой, коварством, алчностью.
Наверное, это и есть Ад – когда варишься в котле собственных пороков.
Она была самым плохим, на что он мог пойти, самым отвратительным, что скопилось в его сердце за долгие годы одиночества.
Но она была прекрасна.
Он проснулся в поту, в блаженно-грязных судорогах оргазма. Состояние невозмутимого счастья. И вот от этого становилось по-настоящему страшно. Страшно, омерзительно, но очень приятно.
Он, пожалуй, посмотрел бы этот сон еще раз. А потом, наверное, еще.
VI Зависть
- Мне камушек попал в ботинок, стой!
- …
- Дьявол!
- …
- Да остановись хоть на секунду… Тета!
- … Это почти что нечестно. Обращаться так. Ах…
- А как еще мне?... Я поражаюсь твоей выдержке. Сколько ты уже молчишь?
- Совсем немного.
- Может мы вообще умрем в этой пустоши. Я не хочу умирать молча.
- Молча. Да.
- Тебе,похоже, совсем не страшно, да? Я тебе завидую. Никогда не думал, что произнесу это вслух, но все-таки… Сейчас-то уже что терять? Только ты ия. И песок.
Ветер с жаром бросал пыль в глаза. Солнце жгло кожу и заставляло кровь кипеть. Песок. Пот. Жажда.
- Завидуешь? Чему, скажи мне, Мастер, чему?
Он скинул рубашку. Жарко.
- Может быть моей смелости? Ведь мне совсем не страшно было заговорить с тобой здесь, один на один, без прикрас и отговорок.
Может быть моей откровенности? Ведь я не стеснюсь своих чувств, ибо до завтра мы, возможно, не доживем.
Завидуешь моей честности перед самим собой? Я так лихо развел нас по разные баррикады добра и зла, ведь сам я абсолютно свят, мои руки не запачканы по локоть в крови, я полная твоя противоположность. Нас ничего не связывает и, когда я смотрю в зеркало, я не вижу твои глаза, горящие и неистовые.
Или завидуешь тому, что я спокойно все это признал? Что я легко засыпаю по ночам?
Нет, Мастер, все с точностью до наоборот. Это я завидую тебе, дружище! По всем пунктам.
Объятия – несмелые. Слезы – потоком.
Они спали в одежде, прижавшись друг к другу, не смотря на духоту. И Доктор тогда мечтал не дожить до утра, ведь так стыдно было посмотреть в глаза тому, кто был самим собой, тому, кто знает, что ты чувствуешь. Тому, кому ты так завидуешь.
VII Алчность
Мир существует лишь потому, что Богу не хотелось чувствовать себя одиноким. И он создал людей, но не подрасчитал и сотворил тел больше, чем душ. Поэтому существуют пустые люди, как диски-болванки, которые можно заполнить любой дребеденью.
Доктор верил в людей и, само собой, не верил в Бога. В глубинах космоса, в тишине, под блеском небесной пыли мысли о вере не имели привычки посещать его голову. Он знал, что есть он, а есть космос, - вот была его религия. Стремление к неизведанному, нетерпение сердца. А если становилось одиноко, он брал попутчиков, всегда самых великолепных и потрясающих. Он любил их всех. И всего этого было ему достаточно.
Он не стал, подобно Богу, плодить вокруг себя пустых, бездуховных существ, дабы хоть как-то скрыть свое одиночество. Бог, по сути, был корыстен: он не подумал, каково будет этим людям без души. Его цель - хоть как-то заглушить пустоту внутри себя самого. Довольно эгоистично и алчно.
Но Доктор не верил в Бога. Он верил в себя. И в людей. И в то, что маленькие рычажки в левом крайнем ряду на панели ТАРДИС тоже для чего-то нужны.
Автор: weightlessness
Пейринг: Местами Доктор/Мастер, Тета/Кощей, но вообще все достаточно дженово.
Рейтинг: R
Жанр:Цикл драбблов, объединенных общей тематикой. Ангст.
Статус: Закончен
Дисклеймер: Мне ничего не нужно.
Предупреждение:Автор является убежденной атеисткой. Религией интересуется чисто в познавательных целях. Если вера для вас много значит - читать не стоит, дабы избежать недоразумений.
От автора: Куча цитат, незавершенных мыслей. Кое-где все-таки проскакивает Доктор.
Вообще-то, я не религиозный человек, но, если ты есть там, наверху, спаси меня, Супермен! (с) Гомер Симпсон
читать дальше I Похоть
У капельки пота, стекающей по спине, есть удивительная способность будоражить сознание. Кощей пыжится, кряхтит, приделывая деталь к корпусу. Тета сидит в прохладе дерева, черкая карандашом на обрывке свитка. Он старательно опустил глаза, нахмурил лоб.
Только не смотреть!
Капля скатилась по ложбинке ниже поясницы, оставив за собой блестящий след.
Да не смотри ты туда, черт возьми!
Тета знает, что с другом что-то не так. Он понимает, что они, возможно, уже и не друзья вовсе. Но вот эта кощеевская холодность, надменность чертовски возбуждает. Тете стыдно от своих мыслей, руки предательски трясутся над свитком.
- Придержи так, - Кощей бросает насмешливый взгляд и убирает прядь волос со лба. Как он это делает! После этого хочется с силой запустить руку ему в волосы и втянуть носом запах.
Вместо этого Тета молча встает и уходит обратно в Цитадель, шлепая босыми ногами по влажной бордовой траве.
И теперь, спустя ни одну сотню лет, Доктору иногда снится тот жаркий галлифрейский полдень. И сладкое чувство похоти ласковым теплом разливается по животу. И вот тогда он по-настоящему ненавидит себя! Он готов день и ночь крутить баранку ТАРДИС, поставить всю Вселенную на дыбы, разыскать Мастера и позволить желанию взять верх.
Но вместо этого он летит на Веринеус проверять легенду о местных плантациях удов.
А похоть может подождать.
II Уныние
Скажи мне, ты помнишь запах травы на медно-красных лугах, таких домашних и теплых? Помнишь, как трепал утренний ветер пряди твоих рыжих волос и ласкал мальчишечьи скулы? Тебе снится, хоть иногда, то старое дерево на вершине холма с гигантской, сияющей кроной? Не забыл еще, о чем мы мечтали, лежа в его тени, наслаждаясь звуками галлифрейского утра или любуясь самым красивым во вселенной закатом? Как бесконечно приятно было сжимать в детской ручонке руку друга? И говорить «я люблю тебя», обняв на прощание, по-детски ласково и очень-очень искренне?
Помнишь тот незабываемый вид, который открывался на долину на рассвете? Как перламутрово-алым светом сияла Цитадель?
Вспоминаешь иногда, как любили мы, улизнув с занятий, бежать наперегонки до ручья, прыгая с разбегу в прохладную серебристую воду?
Сможешь ли ты забыть терпкий вкус вишни на губах, когда мы, набрав ягоды в подол рубашек, уплетали ее, сидя на берегу?
Усмехаешься наверняка, вспоминая, как мы фантазировали, по-мальчишески амбициозно, мечтая стать капитанами непобедимого судна, рассекать галактики, сражаться, геройствовать и вечно-вечно дружить? Помнишь, верили, что во Вселенной есть что-то вечное?
Ты не знаешь, когда все пошло не так? Я тоже.
Признайся, скучаешь по всему этому? Щемит сердце, когда украдкой, в моменты одиночества вспоминаешь дом? Где он сейчас, кстати, помнишь? Помнишь, как испепелил его? Как отправил в тартарары бескрайние красные луга, серебристые леса, сияющую Цитадель и то наше дерево?
Как тут не предаться унынию? Страшный грех, кстати, знаешь? До абсурдного смешно. Как тогда сохранить память, о самом сокровенном, самом дорогом, если не печалиться иногда, вспоминая?
III Гнев
Гнев - всегда страх, а страх - всегда страх потери. (с) Ричард Бах
Галлифрей пылал горячим медным шаром на иссиня-черном космическом полотне. Запечатывалась на сотни нерушимых засовов временная ловушка. Навечно.
Густой слой пепла лежал на волосах, на губах - вкус праха, крови и пота. И какая-то страшная тишина свирепствовала вокруг, била по ушам, грызла под печенкой.
Когда ты сам себе Бог - ты беспомощен, ты нелеп, ты никчемен.
У Богов всегда есть выбор, у лжебогов - его иллюзия.
Вены налились кровью, жилы напряглись, засияли слабым светом. Он умирал здесь, стоя на коленях в пыли, глядя в пылающую пасть вселенского Конца. Смерть нашла его измученного и трясущегося, но целого, без повреждений и ран.
Знаете, последний Повелитель Времени, умирающий от злобы и ненависти к самому себе, - ужасающая картина. Если невольный свидетель заглянул бы к нему в глаза, он бы увидел один лишь гнев и, возможно, предательский огонек страха. Но никого не было рядом.
И даже Смерть стошнило от этого жалкого зрелища, а потом она ушла.
Ему ничего не оставалось. Он не хотел, но пришлось.
Регенерация, на удивление, прошла легко и быстро. Но что родилось тогда, в конце самой страшной битвы, на углях гигантского погребального костра, в грязи, пыли и гневе?
IV Гордыня
Самолюбие проскальзывает даже в сердца, служащие хранилищем самой высокой добродетели. Стендаль
Знаете старую сказку о том, как в одном захолустном городишке вдруг поселился черт? Он прибыл туда, чтоб нагнать страху в сердца его жителей. Но никто его не замечал. Вокруг, в обыденной жизни людей, творилось столько всего страшного, уродливого, омерзительно-гадкого, что банальный черт со своими рогами и шерстью на лице не способен был хотького-то напугать. И черт уехал прочь из этого места, расстроенный и поверженный.
Если ваши сердца черствы как камень, страх в них не поселится. Вы безнадежны.
Хуже– когда думаешь, что имеешь к этому иммунитет, что нет силы, способной сбить тебя с верного пути. Когда не просто проходишь мимо существа с хвостом и копытами, оглушенный окружающими реалиями, а когда видишь его, замечаешь, знаешь, что он наблюдает сейчас за тобой из-за угла, но спокойно уходишь прочь, думая, что ты ему не по зубам. Когда считаешь, что Ад и Рай – это не для тебя, что ты выше всего этого. Когда безоговорочно причисляешь себя к Добру, забывая или не беря в расчет, сколько зла смог сделать за свою бесконечно длинную жизнь. Когда чувство собственной неуязвимости застилает глаза, и ты забываешь, что всё и вся вокруг тебя все-таки смертно. И нажимаешь кнопку, не думая, уверенный в своей правоте и победе. И смотришь, как столб адского пламени вздымается к небу. И убеждаешь себя, что у тебя, черт возьми, не было выбора, что именно тебе почему-то позволено решать, когда нажимать эту чертову кнопку.
А черт, он вот - сидит рядом и курит трубку. Он доволен.
V Ненасытность
— Знаешь, ответ довольно прост. — В сумраке ночи светились лишь два красных глаза.
— Правда? Так объясните, почему Бог допускает Зло?
Теперь даже глаза исчезли, остались лишь фонарь и непроглядная ночь.
— Да потому, что власть развращает, — прозвучал бестелесный голос Вайверна. — А абсолютная власть развращает абсолютно. Джеймс Морроу
Проснулся в поту, сжав длинными крепкими пальцами край матраса. Пятнадцать минут блаженства. Тук-тук-тук-тук… Биение сердец словно рвет на части грудную клетку. Страшно, больно, неправильно. И сладко, Господи, как сладко! Его сны после пробуждения всегда уходили, растворялись, оставляя после себя лишь фон, какие-то образы и яркие переживания. Это как декорации после просмотренного спектакля, когда на сцене уже нет актеров, один взгляд на которые вызывает бурю эмоций.
Страх сковывал, не давал даже поменять скрюченную позу.
Ведь Сама Его Сущность приснилась ему этой ночью. Та ее половина, которую он тщетно прятал, зарывал в закромах совести, от которой пытался всеми способами откреститься.
Но иногда она находила его, и вот тогда действительно становилось страшно.
Как теперь – нашла, схватила за запястье, поманила за собой, такая горячая, жестокая и бесконечно надменная. Уговаривала, лгала, ехидничала.
И он почему-то пошел с ней, умела она убеждать, чертовка.
Это было сравнимо с падением в огромный чан бурлящего кипятка. Ее взгляд обжигал злобой, коварством, алчностью.
Наверное, это и есть Ад – когда варишься в котле собственных пороков.
Она была самым плохим, на что он мог пойти, самым отвратительным, что скопилось в его сердце за долгие годы одиночества.
Но она была прекрасна.
Он проснулся в поту, в блаженно-грязных судорогах оргазма. Состояние невозмутимого счастья. И вот от этого становилось по-настоящему страшно. Страшно, омерзительно, но очень приятно.
Он, пожалуй, посмотрел бы этот сон еще раз. А потом, наверное, еще.
VI Зависть
- Мне камушек попал в ботинок, стой!
- …
- Дьявол!
- …
- Да остановись хоть на секунду… Тета!
- … Это почти что нечестно. Обращаться так. Ах…
- А как еще мне?... Я поражаюсь твоей выдержке. Сколько ты уже молчишь?
- Совсем немного.
- Может мы вообще умрем в этой пустоши. Я не хочу умирать молча.
- Молча. Да.
- Тебе,похоже, совсем не страшно, да? Я тебе завидую. Никогда не думал, что произнесу это вслух, но все-таки… Сейчас-то уже что терять? Только ты ия. И песок.
Ветер с жаром бросал пыль в глаза. Солнце жгло кожу и заставляло кровь кипеть. Песок. Пот. Жажда.
- Завидуешь? Чему, скажи мне, Мастер, чему?
Он скинул рубашку. Жарко.
- Может быть моей смелости? Ведь мне совсем не страшно было заговорить с тобой здесь, один на один, без прикрас и отговорок.
Может быть моей откровенности? Ведь я не стеснюсь своих чувств, ибо до завтра мы, возможно, не доживем.
Завидуешь моей честности перед самим собой? Я так лихо развел нас по разные баррикады добра и зла, ведь сам я абсолютно свят, мои руки не запачканы по локоть в крови, я полная твоя противоположность. Нас ничего не связывает и, когда я смотрю в зеркало, я не вижу твои глаза, горящие и неистовые.
Или завидуешь тому, что я спокойно все это признал? Что я легко засыпаю по ночам?
Нет, Мастер, все с точностью до наоборот. Это я завидую тебе, дружище! По всем пунктам.
Объятия – несмелые. Слезы – потоком.
Они спали в одежде, прижавшись друг к другу, не смотря на духоту. И Доктор тогда мечтал не дожить до утра, ведь так стыдно было посмотреть в глаза тому, кто был самим собой, тому, кто знает, что ты чувствуешь. Тому, кому ты так завидуешь.
VII Алчность
Мир существует лишь потому, что Богу не хотелось чувствовать себя одиноким. И он создал людей, но не подрасчитал и сотворил тел больше, чем душ. Поэтому существуют пустые люди, как диски-болванки, которые можно заполнить любой дребеденью.
Доктор верил в людей и, само собой, не верил в Бога. В глубинах космоса, в тишине, под блеском небесной пыли мысли о вере не имели привычки посещать его голову. Он знал, что есть он, а есть космос, - вот была его религия. Стремление к неизведанному, нетерпение сердца. А если становилось одиноко, он брал попутчиков, всегда самых великолепных и потрясающих. Он любил их всех. И всего этого было ему достаточно.
Он не стал, подобно Богу, плодить вокруг себя пустых, бездуховных существ, дабы хоть как-то скрыть свое одиночество. Бог, по сути, был корыстен: он не подумал, каково будет этим людям без души. Его цель - хоть как-то заглушить пустоту внутри себя самого. Довольно эгоистично и алчно.
Но Доктор не верил в Бога. Он верил в себя. И в людей. И в то, что маленькие рычажки в левом крайнем ряду на панели ТАРДИС тоже для чего-то нужны.
@темы: Доктор Кто, Передоз каннабиоидов!, Фанфикшн, Доктор/Мастер